— Девок обязательно надо на что-то менять, — сказал я. — Они обуза. Небось, уже напустили лужи под себя. А если закатят истерику? У них же мозгов меньше, чем у куриц! Менять их надо на что-нибудь. Лучше на полковника. Да хоть на водку! Будет меньше проблем.

Я заглянул в глаза Новикову, посмотрел на лицо Звонарёва, перевёл взгляд на дуло автомата.

Продолжил:

— Пацанов контролировать проще. А бабы нам будут как тот чемодан без ручки: и бросить жалко, и нести нельзя. Возьмём у ментов внизу наручники, наденем их на Кравцова. С руками за спиной он никуда не рыпнется. И дочку его возьмём на мушку!

Черноволосый взглянул мне за спину — туда, где перешёптывались школьники.

— Что думаешь? — спросил он у приятеля.

— Что я думаю? — сказал Новиков.

Он махнул рукой, будто отгонял летавшую над столом мошку.

— Иди помурлыкай песни, Котёнок, — сказал он. — Сыграй нам что-нибудь приятное. Помечтай о джинсах и о Лондоне. Мы с другом пока обсудим… твой способ. Я позову тебя, когда понадобишься.

Я кивнул.

Вернулся к баррикаде из парт. Уселся на пол, оживил струны. Взглянул на одноклассников. Вспомнил о том, каким придумал финал своей книги. На ум тут же пришли слова песни «Hasta siempre Comandante» Карлоса Пуэбло.

Сыграл вступление и тихо запел:

— Aprendimos a quererte…

Солдаты совещались, пока я пел песню. Я не прислушивался к их шёпоту. Как не слушал и те грубые фразы, которыми бросались в меня одноклассники. Наслаждался звучанием похожих на журчание воды испанских слов. Представлял себя сидящим на тёплом песке под палящими лучами южного солнца.

Новиков подозвал меня к учительскому столу, как только я отыграл финальные аккорды. Звонарёв поторопил меня немигающим взглядом автоматного дула. Я пристроил около парты гитару и поспешил на зов.

И вскоре снова жмурил глаза в ярко освещённом школьном коридоре.

— Я только не понимаю, зачем понадобился загранпаспорт тебе, Крылов? — спросил капитан Райчук.

Он восседал за столом директора школы, постукивал шариковой рукой по исписанному непонятными закорючками листу бумаги. И сверлил меня немигающим взглядом. В кабинете директора меня встретил уже знакомый квартет. Но разговаривал со мной только начальник рудогорского районного отдела КГБ. Полковник Кравцов смотрел на меня исподлобья (в точности, как это пару минут назад делала его дочь). Директор школы нервно потирал подбородок. Всё ещё остававшийся для меня безымянным розовощёкий крепыш вертел в руке сигарету, сыпал крошками табака на пол и на свои брюки. Я отметил, что не почувствовал в кабинете Полковника запах табачного дыма. Но от витавшего в воздухе аромата чая у меня жалобно заурчал живот.

— Так… за джинсами в Лондон поеду, Николай Григорьевич, — сказал я.

Усмехнулся.

— Зачем тебе ещё одни джинсы, Крылов? — спросил Райчук. — У тебя уже есть одни: хорошие, американские. Ты их только месяц назад из Москвы привёз.

Я вздохнул, развёл руками.

— Ну а что я должен был им сказать, Николай Григорьевич? О фирменных джинсах сейчас все мечтают. Для нынешней молодёжи это простая и понятная цель.

Капитан откинулся на спинку стула — та жалобно скрипнула. Несколько секунд Райчук рассматривал моё лицо. Будто раздумывал над моим ответом.

— Решил уже, кого им посоветуешь обменять на полковника Кравцова? — спросил капитан.

Он собрал губы в трубочку, будто собрался свистеть.

— Полковник Кравцов согласен на обмен? — уточнил я.

Взглянул на Наташиного отца — тот никак не отреагировал на мой взгляд.

— Согласен, — сказал капитан.

На лице полковника не дрогнул ни один мускул. «Нафиг такого тестя», — подумал я. Перечислил капитану фамилии девчонок, которых предложу солдатам для обмена — мысленно составил этот список, когда Новиков и Звонарёв совещались.

— Почему именно их? — спросил Райчук.

Он разглядывал моё лицо, не мигая.

— Они самые… нервные, Николай Григорьевич, — сказал я. — Боюсь: запаникуют в неподходящий момент. У террористов нервы тоже не железные. А пальцы они держат на спусковом крючке. Наташку бы ещё убрать…

Снова посмотрел на Кравцова.

— … Она там больше всех воду мутит, — сообщил я. — Подбивала одноклассников на бунт. Смелая. Даже слишком. Но её не отдадут: она сейчас главный заложник. Хорошо бы от неё хоть Громова удалить: вот уж два сапога пара.

Под полковником скрипнул стул.

— За дочерью я присмотрю, — сказал Кравцов.

Начальник рудогорского районного отдела КГБ кивнул.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Хватит нам и одного… активиста.

Взглянул на меня.

— Возвращайся в класс, Крылов, — сказал капитан. — Своё решение я лично озвучу… Новикову и Звонарёву. А ты постарайся не вмешиваться в нашу работу. Прекращай самодеятельность, Крылов! Понимаешь меня?

— Понимаю, Николай Григорьевич.

Я кивнул и добавил:

— Как лучше хотел.

Пожал плечами.

— Николай Григорьевич, москвичей-то когда ждать? — спросил я.

— Каких ещё москвичей? — сказал капитан.

— Этих…

Я взглянул на Михаила Андреевича — тот скромно восседал на стуле в самом углу своего кабинета.

— … Группу «Антитеррор».

Райчук тоже посмотрел на Полковника, постучал ручкой по столу.

— Не знаю, Иван, — сказал он. — Надеюсь, что скоро. Многое зависит сейчас ещё и от погоды.

Я посмотрел поверх плеча капитана: за окно. Отметил, что вьюга на улице не успокоилась. Она кружила сыпавшийся с неба снег, склоняла к земле ветви и вершины деревьев.

Я вернулся в кабинет литературы. Из динамика под потолком там уже звучал голос капитана Райчука. Я пропустил ту часть монолога, в которой представитель советской власти говорил об обмене полковника на детей. Но прослушал, как Николай Григорьевич объяснял террористам связанные с получением заграничных паспортов трудности. Со слов представителя КГБ, на оформление паспортов понадобится от четырёх до шести часов. Потому что бланки с нужными «печатями» доставят на вертолёте из Петрозаводска. Он сыпал на солдат терминами и подробностями — даже у меня не возникло сомнений, что капитан разъяснял обычные «технические» детали. Капитан предложил «срезать» для паспортов фотографии Новикова и Звонарёва с их водительских удостоверений — спросил на то их позволения. Попросил солдат не затягивать с «окончательным решением»: спешил оформить документы «до конца рабочего дня».

Динамик замолчал.

Военнослужащие взглянули на меня.

Я дёрнул плечами, сказал:

— Откуда ж я знал такие тонкости?

Посмотрел на автомат Звонарёва — тот рисовал на моём животе воображаемые восьмёрки.

— Я что, делал себе загранпаспорт? — сказал я. — Блин, ещё шесть часов торчать тут без жратвы! Пацаны, это долго!

Я сидел на полу, перебирал струны. Тихо напевал песню «Море» из кинофильма «Берегите женщин». Слушал перешёптывания одноклассников и наблюдал за спором Новикова и Звонарёва.

Новиков не горел желанием ждать паспорт. А вот Звонарёв в своём воображении уже прогуливался по Лондону — «свободно и с документами в кармане». Моим мнением парни не поинтересовались.

— … Море, море, мир бездонный… — бормотал я.

Представлял себя сидящим на берегу южного острова — там, куда судьба забросила героя моего романа. Воображал крики чаек над головой. Убеждал себя, что завывание ветра за окном — это плеск океанских волн.

— … Всего-то четыре часа!.. — говорил Звонарёв.

— … Шесть часов… — возражал Новиков.

Он стукнул по столешнице гранатой — у меня ёкнуло сердце. Новиков запрокинул голову, сощурил глаза — взглянул на часы. И я, и Звонарёв проследили за направлением его взгляда: тоже посмотрели на циферблат.

— … Нашей юности надежды…

Холодные плитки пола никак не походили на тёплый прибрежный песок. Моё воображение не справилось с задачей: на море меня не отправило. Я увидел, как Новиков махнул рукой.