Рокотов спросил:
— Готовы?
Мы с Васей хором ответили ему: «Всегда готовы!»
— Вот и замечательно, — сказал Сергей.
Он резко взмахнул рукой и громко скомандовал:
— Бокс!
Глава 13
Все мои схватки с Громовым раньше начинались одинаково: мы с Васей сближались в центре «арены» — стремительно, будто два взбешённых молодых бычка. И завершались они тоже стандартно: кулак Василия встречался с моим носом — струи крови на моём лице возвещали о победе Громова. Вася раз за разом проводил на «арене» схожие блицкриги. Он и не менял победную тактику. Я не сомневался: не сменит её и теперь. Раньше я попадался в его ловушку. И всякий раз видел причину своих поражений в длине Васиных рук — не в собственной неповоротливости и глупости.
Собравшиеся вокруг «арены» зрители зашумели — с подачи Кукушкиной они подбадривали сегодня в основном меня. Громова это разозлило. Вася тряхнул головой и похожими на прыжки шагами ринулся в мою сторону. Как делал это уже дважды и оба раза с одинаковым результатом. Своей стойкой он изображал боксёра. Вот только походил он не на современного спортсмена, а на его ретро вариант из времён Шерлока Холмса и Доктора Ватсона: не опускал руки, но и не заботился о защите. Я не нарушил стандартный сценарий схватки: устремился противнику навстречу.
Раз пять за сегодняшний день я просматривал в воспоминаниях Васину технику боя. И каждый раз удивлялся, как в прошлой жизни трижды натыкался на неторопливо летевший мне навстречу кулак. Как выражался мой тренер: «За время такого удара можно поэму сочинить, а не только сдвинуть „черепушку“ в сторону». Но раньше я не думал о Васином кулаке. Все мои мысли и желания обычно вертелись около наглой ухмылки Громова, которую я отчаянно жаждал стереть с его лица своего соперника собственным неумелым ударом. Я стремился к победе… Будто чувствовал себя берсерком.
Вот и сейчас я наблюдал за тем, как Громов на ходу сделал молодецкий замах (Вася уже допрыгал до центра «арены»). Он размахнулся «от души», будто намеревался вколотить в моё лицо гвоздь. Я прошагал ему навстречу лишь половину положенного расстояния. Так и не изобразил боксёра — предпочёл привычную борцовскую правостороннюю стойку. Благодаря очкам я хорошо видел выражение Васиных глаз — парень не сомневался в своей победе: верил в длину своих рук и в мою нерасторопность. И его не смутило ни моё видимое спокойствие, ни моя выбивавшаяся из привычного сценария неторопливость.
Громов сблизился со мной. Отправил в полёт свой кулак. Поэма мне на ум не пришла: я и в прошлом не сочинял стихи. Но уже с институтских времён я добровольно не подставлял свой нос под чужие удары. От правой Васиной руки я уклонился — легко. Лишь почувствовал движение воздуха у правой щеки. Шагнул назад — поддёрнул Васю за рукав. Громов послушно шагнул мне навстречу. Будто на тренировке я направил усилие на захват его локтя. Сменил траекторию движения Васиной ноги с прямой на диагональную. Касанием своей лодыжки не позволил Васе поставить ногу — сместил её вбок…
Вот только я не проконтролировал падение соперника — не доработал подсечку. За что получил бы взбучку от тренера, если бы проделал такое на тренировке. Но «взбучку» я сегодня не ждал. Потому что делал её сам: прямо сейчас. Я шагнул в сторону и назад. Чувствовал себя неуклюжим и заторможенным. Но тело повиновалось командам мозга, пусть и с досадным запозданием. Я не вышел за пределы очерченной окружностью площадки. Смотрел на результаты подсечки. Громов изобразил стремительное танцевальное движение ногами, взмахнул руками и повалился на землю.
От звуков Васиного падения зрители громко выдохнули: старшеклассники словно прочувствовали встречу Васиных рёбер с землёй. Краем глаза я заметил, как выкатилась на «арену» недокуренная сигарета. Громов не удержался на боку — ударился затылком, густыми волосами смёл в сторону жёлтые листья. Хор мужских голосов протянул заунывное «оййй». Парень из «Б» класса за моей спиной тихо выругался. «Ёлы-палы…» — сказал справа от меня Рокотов. «Так ему, Ванечка! Молодец!» — воскликнула Кукушкина. Я попятился — вернулся на место, с которого недавно стартовал навстречу Громову.
Вася ёрзал на земле, будто выброшенная на берег рыба. Мне вспомнилось, как во время тренировок меня вот так же роняли на паркет спортивного зала — на первом курсе института. Падал я тогда уже «правильно» — боли почти не чувствовал. Но самостраховка не спасала от обиды за столь быстрое и неожиданное падение. Подсечки хорошо тренировали внимание — мысли о них быстро настраивали на поединок. Я и сам потом именно с боковой подсечки на выставленную ногу начинал спарринги. Таким образом я прощупывал уровень готовности противника к грядущему бою.
Вася Громов к подобному развитию событий не подготовился: около минуты он возился на земле, пачкал в пыли одежду. Десяток секунд мой противник потратил на ориентацию в пространстве (с тихим стоном приподнялся на локте). Столько же он сплёвывал залетевшие ему в рот песчинки. Василий уселся на «пятую точку», запустил пятерню в волосы — проверил на наличие крови свой затылок (встретившийся с грунтовым покрытием «арены»). Следов крови я у Васи на руке не увидел. Наблюдал за тем, как Громов тряс головой и озирался по сторонам. Слушал язвительные замечания зрителей.
— Крови нет, — заявил Сергей Рокотов. — Бой не закончен.
Вася посмотрел на судью. Потом он снова уставился на свои покрасневшие, но не окровавленные ладони — смахнул прилипшие к ним крохотные камешки. Выражение Васиных глаз стало осмысленным, будто Василий всё же выстроил в голове чёткую цепочку только что произошедших событий и нашёл им достоверное объяснение. Громов стрельнул в меня взглядом, тихо выругался. Я не расслышал его слова. Стоял у края «арены», переминался с ноги на ногу — наблюдал за тем, как Василий поднялся на ноги и отряхнул брюки. Увидел, что Вася скривился от боли и прижал руку к ушибленным рёбрам.
— Тебе повезло, Крылов, — прошипел Громов. — Но ты рано радуешься: всё только начинается.
Я промолчал.
Рокотов поинтересовался, готовы ли мы продолжить бой — Сергей явно подражал действиям рефери на боксёрском поединке.
— Готов! — сказал Василий. — И ещё как!
Он тряхнул головой.
Я тоже подтвердил готовность.
— Напоминаю: бой продолжается до первой крови, — сказал Рокотов. — За пределы ринга не выходить. Лежачего бить нельзя. Это всем понятно?
Он посмотрел на меня.
— Подножка была классная, — сказал Сергей. — Но крови нет…
Он развёл руками.
— Так что, продолжим.
Рокотов взглянул на уже занявшего стартовую позицию у края «арены» Василия и взмахнул рукой. Воскликнул: «Бокс!» И тут же покинул огороженную чертой площадку. Зрители зашумели. Голоса в мою поддержку зазвучали громче. Из них отчётливо выделялся звонкий голосок семиклассницы Кукушкиной — пионерка требовала, чтобы я «снова» ткнул своего соперника «мордой в грязь». Её идею поддержали парни. Они хором скандировали: «Мордой в грязь! Мордой в грязь!..» Я краем глаза заметил, что Рокотов прикусил губу — Сергей не вышел из образа строгого и беспристрастного рефери.
Василий Громов грозно нахмурился. Сжал кулаки. Он снова принял свою «фирменную» стойку в стиле «ретро-бокс». Но подпрыгнул лишь раз. Скривился от боли в боку. Справился с болью и уже не прыжками — приставными шагами двинулся мне навстречу. Шёл ко мне Вася теперь не так уверенно и стремительно, как в первый раз. Я поправил запотевшие очки, двинулся ему навстречу. Следил за Васиными движениями — в общих чертах не менявшимися от боя к бою. Убедился, что мой противник тоже думал лишь о длине своих рук: Громов не скорректировал планы после недавнего падения.
Я сблизился с Василием в центре «арены» и снова увидел лихой замах. Будто смотрел детский фильм о былинных богатырях (хотя длинный и тощий Громов богатырём не выглядел). Выждал момент удара. Но снова «смалодушничал»: не бросился «по-геройски» носом на кулак. Вот только в этот раз я ушёл от встречи с рукой противника в другую сторону. Не сместился с траектории Васиного движения. И снова отметил в свою хорошую реакцию. Убедился, что для побед в прошлых схватках с Громовым мне недоставало только ума… и (самую малость) начальных знаний приёмов борьбы.