И Квенд, уже все понявший, но не верящий, не желающий верить, медленно опустился возле распростершейся фигуры на колени, прикипев остановившимся взглядом к лицу единственного человека, которого он любил и которого только что в первый – и последний – раз назвал отцом. И прошептал помертвевшими губами: "Зачем ты покинул меня, отец! Ведь теперь все, все утрачивает смысл…"
Харит, чернее тучи, слушал доклады уцелевших командиров десяток. И когда закончил последний из них, подошел к Квенду Зоалу и глухо произнес, больше обычного коверкая слова на раорийский лад:
– Я ухожу, жрец. Я верно служил тому, кого ты назвал отцом, но сейчас он мертв. К тому же я потерял семьдесят два бойца убитыми и ранеными. Еще никогда я не терпел таких потерь, никогда, понимаешь?!
Квенд поднял на вождя мертвые глаза.
– Ты обвиняешь в этом меня? Или, быть может, его? – тусклым голосом спросил он, кивнув на тело Пала Коора.
Доселе страх был неведом Хариту; даже сегодня, когда смерть в обличье иномирянина косила его людей направо и налево, и он воочию смог убедиться в фантастическом боевом мастерстве Рангара Ола, Харит лично, как и подобает вождю, возглавил атаку, испытывая лишь ярость и упоение боем, но тут вдруг словно потусторонний холод коснулся его сердца, отдавшись в позвоночник ледяным ознобом, и он, не выдержав, отвел взгляд.
– У меня нет претензий, жрец, но я вынужден уйти, и мне долго придется зализывать раны…
– Иди, – мертво, равнодушно произнес Квенд.
– Прощай, жрец, – сказал Харит и ушел со своими воинами, оставив Квенда наедине с бездыханным Палом Коором. Погруженный в свои мысли, Квенд не слышал ни этих слов, ни тяжелых удаляющихся шагов, ни гортанных команд Харита на раорийском наречии, повинуясь которым, часть уцелевших Ночных Убийц устремилась вниз, к обозам, дорезать уцелевших, если таковые будут, а остальные принялись стаскивать туда же раненых и мертвых своих товарищей, чтобы погрузить на фургоны, отвезти в свое поселение, и одних похоронить, а других попытаться вылечить.
…Солнце уже поднялось довольно высоко, заглянуло в ущелье… и содрогнулось от ужаса. Ветерок залетел сюда – и в панике умчался прочь. И только Смерть, скаля голый череп, прохаживалась туда-сюда. Она была довольна.
Рангар очнулся от прикосновения чего-то влажного и холодного. Он открыл глаза, но некоторое время не мог сообразить, где он и что с ним. Вокруг царила странная сиреневая полумгла, и прямо перед ним маячило темное пятно. Рангар напряг глаза, и пятно превратилось в лицо Фишура.
– Ну наконец! – с облегчением произнес Фишур, продолжая обтирать лоб и виски Рангара мокрым платком. – Как ты себя чувствуешь?
Рангар приподнялся на локти, огляделся, увидел лежавшую рядом Ладу… и все вспомнил.
– Что… с Тангором?! – метнул он вопрос, отчаянно и безнадежно, заранее зная ответ…
Фишур опустил глаза.
– На небесном острове Таруку-Гарм наш верный Тангор, – тихо сказал он. – Ему мы обязаны нашими жизнями.
Рангар перекатился на живот, уткнулся в холодный камень, и плечи его затряслись.
– Как же так… гады, сволочи… за что? – бессвязно забормотал он, давясь обжигающей горечью. Фишур, тяжело вздохнув, деликатно отошел на несколько шагов.
Вскоре Рангар затих, только изредка сильно вздрагивал всем телом.
– Я скорблю, как и ты, друг Рангар, – произнес Фишур, вновь подходя к Рангару и опускаясь возле него на корточки. – Но живые не должны думать только о мертвых. Лада ранена и нуждается в помощи.
– Ты прав. – Рангар рывком встал на ноги. Глаза его были красные, но сухие. – Что надо делать? Она без сознания?
– Она пока не приходит в себя. К тому же у нее сильный жар. Я пока только заговорил кровь. Остальное сделаешь ты.
– Но я же не лекарь!
– Здесь, в пещере, есть выемка в скале, наполненная водой с исключительно целебными свойствами. Целительная сила ее необычайно велика и уступает разве что онгре. Я был весь изранен и едва стоял на ногах от усталости и потери крови. А теперь взгляни на меня – я почти в норме.
Фишур помог Рангару снять с девушки доспехи и верхнюю одежду и затем удалился, показав на небольшой водоем в глубине пещеры.
– Надо держать в воде ровно один итт. Часов здесь нет, так что считай два раза по сто.
Рангар, болезненно морщась, содрал присохшее к ранам нижнее белье, вырвал засевший в плече дротик, взял Ладу на руки, стараясь не смотреть на ее израненное, окровавленное тело, на распухшее багровое плечо, и медленно погрузил в воду. Вода имела нормальную температуру человеческого тела, и в первый момент Рангар даже не ощутил ее. Затем кожа на руках стала приятно покалывать, и словно освежающий холодный огонь потек по его жилам.
Досчитав до двухсот, Рангар поднял Ладу над чудодейственной водой и чуть не свалился вместе с девушкой от изумления. Кровь исчезла, раны позатягивались, некоторые пропали бесследно, и лишь багровый рубец на правом плече напоминал, что его насквозь проткнул вражеский дротик.
– Да… – ошеломленно протянул Рангар, – мощная штука!
И в это мгновение Лада открыла глаза. Некоторое время она непонимающе смотрела на Рангара, затем повела взглядом вокруг.
– Где мы, Рангар? На небесном острове?
– Слава небу, пока еще нет. – Рангар заставил себя улыбнуться. – Мы в пещере, в полной безопасности. Ты была немного ранена, но вот эта замечательная водица тебя исцелила, и сейчас ты здорова. Ну-ка, вставай на ноги! Так… хорошо… Молодчина! Как ты себя чувствуешь?
– Ну… почти нормально. Слегка кружится голова и плечо побаливает, а так ничего. А где моя одежда?
– Вот. Но она… гм… не в лучшем виде.
Лада подняла с пола окровавленные лохмотья, в которые превратилось ее белье, и тихо ахнула.
– Великие небеса! Как я надену это?
– Тут есть кое-какая чистая одежда, – подал голос Фишур из темноты. – Сейчас я брошу. Она, может, окажется великовата, но это ведь временно. В фургоне есть сменное белье. Не думаю, чтобы Ночные Убийцы польстились на наши шмотки. Держи, Рангар!
Белье и в самом деле оказалось великовато на Ладу, да и покроя мужского, но стоило ли обращать внимание на эти мелочи! Лада натянула рубашку, рейтузы и влезла в доспехи.
– Пожалуй, я тоже окунусь, – сказал Рангар. – Мне тоже чуть-чуть досталось, где кольчуга не защищала.
Он быстро разделся и, с головой бултыхнувшись в водоем, начал считать. Воздействие чудо-воды на всю поверхность тела было неизмеримо приятнее, чем только на руки. Холодный жидкий огонь растекся по всем клеткам тела, будоража и наполняя силой. Когда он вылез, энергия так и бурлила в нем, готовая перехлестнуть через край. Но ощущения эти, в любое другое время обрадовавшие бы его и восхитившие, сейчас оставили равнодушным. Потому что чувство неизмеримо более глубокое затмевало сейчас все, и в мощном биении собственного сердца ему слышалось: Тан-гор, Тан-гор… А тут еще Лада спросила:
– А где Тангор?
Фишур отвернулся, а Рангар так и застыл с поясом в руках.
– Нет, нет! – прошептала Лада, задыхаясь, с ужасом переводя глаза с Рангара на Фишура.
– Увы, девочка моя, – дрогнувшим голосом произнес Рангар. – Нет больше с нами Тангора. Он… остался там, чтобы спасти нас… ценой своей жизни. И теперь каждый из нас до конца своих дней будет в долгу перед ним… но никогда не сможет этот долг вернуть.
…Долго, долго и безутешно плакала Лада, как брата полюбившая великана-тиберийца, и в горьком молчании сидели рядом с ней Рангар и Фишур.
– Что это за пещера? – после долгого молчания, прерываемого только всхлипываниями Лады, спросил Рангар. – Странная она какая-то.
– Эта пещера некоего могущественного демона, не иначе. Здесь есть предметы… необычные, нечеловеческие, но и не магические. Значит, демонические. Да и маг, который владел этой пещерой, говорил мне, что раньше здесь обитал демон. Помнишь, Рангар, я рассказывал о маге-грандмагистре Калеване Доре, погрузившем мою Ульму в магический сон Кх'орга и предсказавший встречу с тобой? Так вот, вскоре после тех событий он ушел на небесный остров, куда, увы, уходят даже великие маги… но перед смертью открыл мне тайну этой пещеры. Даже не знаю, почему именно мне… Он очень хорошо ко мне относился, возможно, даже любил, как сына… Не знаю. Но факт есть факт. Сейчас я единственный человек на Коарме, который знает об этой пещере и может ее открыть.